2.1. Дополнительная информация:
Биография В жизни, конечно, бывает множество куда более печальных судеб, чем родиться без магического дара в семье тевинтерских альтусов при родословной, уходящей к первому веку — но это как-то ни разу не облегчает ситуации. Помогли два других везения в противовес такой неудаче: во-первых, Рем родился вторым ребенком, а во-вторых, как ни парадоксально, его родители всё-таки любили больше.
Первый сын рода Гаргония, Ромул, старше Ремилля на пять лет, и со способностями у него всё нормально — отчего только непонятнее, по какой прихоти Создателя Рем родился глухим к магии. И не проявил ни единой искры таланта ни в десять, ни в четырнадцать лет, когда его брат уже был преуспевающим учеником магистра и на публике — главной гордостью семьи. Но только на публике. Добротная, но не блестящая одаренность Ромула не компенсировала его капризный и во многом гадкий, въедливый характер. Ремилль на его фоне рос идеальным ребенком и любимчиком даже у рабов семьи.
Немалое число приверженных "канону" тевинтерцев сторонились младшего сына рода Гаргония, кривя губы и за глаза высказывая немало "хорошего" о приоритетах семьи и настоящей цене чистоты их крови. Отчего Рем, не желая ставить мать и отца в неловкое положение, предпочитал многие пышные приёмы просто пропускать, и Ромул оказывался в центре внимания. Удержаться там, правда, не мог, будучи довольно занудным ученым юношей, плохо чувствующим тонкости отношений между людьми, но то уже были его личные проблемы. Впрочем, в них он тоже находил, на кого свалить ответственность, нередко срываясь на рабах семьи.
Постепенно смирившись с тем, что не обладает даром колдовства, Ремилль выбрал вложить свои силы и свободное время в освоение боевого мастерства. В пятнадцать он романтично думал, что послужит отечеству и проявит себя в армии, но несколько лет спустя, когда время пришло, отец наотрез отказался его отпускать: нечего сыну древнего рода альтусов делать на поле боя. Рем сопротивлялся недолго, к тому времени уже лучше понимая, что война — гарантия не героической доблести и славы, а скорее безызвестной смерти в джунглях Сегерона. Тем не менее, дома он усидеть не смог — как не смогли и удержать его там. Или не стали. Родители видели, как тесно ему в клетке общества, которое с трудом принимало не-мага таких кровей, и в конце-концов смирились с тем, что Рему предстоит искать своё место и предназначение там, где отсутствие его дара никому не будет мозолить глаза.
Волнуясь за безопасность Ремилля, за некоторое время до того, как он всё-таки последовал своему решению покинуть отчий дом, Диана Гаргония, его мать и опытный медиум, совершила над ним ритуал, призвав из-за Завесы и запечатав в теле сына духа, согласившегося его оберегать. Нет любви, сильнее материнской, и дух, проникнувшись ею, остался — опекать и любить, отражая чувства той, что будет далеко и ещё долго может не увидеть своего сына.
Диана, и прежде не скрывавшая от любопытства Ремилля — в детстве, как и положено, получавшего общее магическое образование, — своих занятий, многое рассказала сыну о духах и особенностях общения и взаимодействия с ними. О том, чего ему нужно опасаться и чего не допускать, чтобы не потерять благословения и не подвергнуть себя опасности столкнуться с измененной, демонической формой Любви — Страстью. На своё счастье, легкий в общении, чистосердечный, но неглубокий в этом молодой человек к страстям действительно был не склонен — ничто, никто и никогда не могло завладеть его вниманием настолько безраздельно. Рему всего хватало в жизни, и он, легко входя в жизни людей, менял одних знакомых на других как перчатки, открытый всем и сразу, но в том по-настоящему не привязанный ни к кому. Даже к родителям — при всем уважении и любви, он не испытывал ни малейшей тягости, в свои двадцать лет седлая породистого коня и отправляясь навстречу приключениям, туда, куда звало сердце.
И куда только оно не зазывало его в последующие годы. Ему нравилась такая жизнь в перемене мест, картин и слагаемых. Еще бы, легко ведь влипать во всякое, когда твоя задница надежно прикрыта родительской поддержкой, и о выживании и работе на пропитание думать не приходится — если наниматель не заплатил или в деле поломался меч, родители всегда рады подкинуть денег на новый и помочь со связями. Так что жизнь Рема во многом была до неприличия простой — а в остальном его хранила Любовь. Которую и он сам, кстати, излучал довольно щедро, прослыв героем добрым, сочувствующим и вообще светлым на всю голову. Он любил помогать — ему это обходилось недорого.
Три года странствий спустя Рем, которому как раз сравнялось двадцать три, наконец нашел себе занятие более-менее по душе. Не страсть, но то, за что он всегда брался охотнее прочего... убийство драконов. Именно тогда он схватился буквально один на один с молодой — всего раза в три больше его драколиска, — самкой дракона и вышел из схватки победителем. Обжаренным слегка, с запекшейся коркой из волос на голове, но победителем. С тех пор он узнал о секретах и особенностях драконов гораздо больше, срубив головы еще пятерым молодым драконам и поучаствовав в охотах на двух высших. Многие из этих знаний и умений были обретены в Неварре, где Рема до сих пор знают, помнят и уважают за достижения, сохранение и обновление поугасшего мастерства драконьих охот. Ему даже предлагали жениться на не такой уж далекой родственнице короля — но Гаргония с присущей ему легкой вежливостью отказался. Создание семьи в его планы как не входило, так и не входит.
Говорят, главная беда Серых Стражей в том, что они живут недолго. Вот только Рем прожил бы ещё меньше, если бы его, истекающего кровью из разодранного бока, не подобрал патруль Стражей, услышавших шум боя. Дерзкое нападение на крупного самца ферелденской морозницы стоило двум спутникам Гаргонии жизни — а он сам, сумев добить тварь, был серьезно ранен шипами с драконьего хвоста. Дурацкая случайность, которая могла бы стать последней в его жизни — но не стала. Его забрали в Башню Бдения и выходили — в обмен на обещание присоединиться к Ордену.
Ремилль знал о Серых Стражах мало, и не придал большого значения этому Посвящению — решив, что послужить делу Стражей несколько лет, а затем вернуться к своим делам, не будет такой уж проблемой — скорее, интересным приключением. Конечно же, он ошибался.
Заканчивался 39-й год. Совсем скоро над Стражами нависнет ложный Зов, и ферелденская ветвь Ордена, лишенная своего пропадающего где-то на тропах Командора, примет решение последовать призыву из Орлея, где Командор Кларель намерена не сидеть сложа руки в ожидании смерти. Выступив против решения Командора и ее тевинтерского пособника, небезызвестного ему магистра Эримонда, Рем выжил только благодаря наступлению сил Инквизиции — его просто не успели принести в жертву.
Отработав на Инквизицию в уплату своего долга, остатки переживших Адамант Серых Стражей после победы над Корифеем вернулись в Ферелден. Обескровленный, обезглавленный Орден отчаянно нуждался в рекрутах и тех, кто сможет пополнить ряды командования. Рем стал одним из таких — несмотря на то, что едва прослужил в Стражах три года, он умел и мог вести за собой людей. По согласию остальных членов Ордена и сенешаля Башни, он был выбран Констеблем Ордена осенью 42-го, и последующие три года доказывал, что не напрасно.
Возвращение Командора Кусланда не облегчило дел в Башне Бдения, хотя когда-то выделенное ферелденской Короной право кормить Орден с доходов, получаемых от эрлинга Амарантайн под их управлением и защитой, было большим подспорьем. Айдана потребовали ко двору, где произвели в генералы армии, давая Стражам еще больше места и влияния в политике страны — и еще больше настороженных, помнящих прошлое взглядов, только обострившихся после провала в Западном Пределе. И теперь, когда Командор не вернулся в обещанный срок из очередного похода, представлять интересы Амарантайна и Серых Стражей на Собрании Земель предстоит Констеблю Гаргонии — впрочем, этот его визит ко двору будет далеко не первым...
Зарисовка о жизни Рема в Тевинтере Бинты на руках остро пахнут смесью целебных трав, и на свежей, туго облегающей кожу ткани уже проступили влажные следы от излишков не впитавшейся мази. Это не мешает ему крепче хвататься за меч — стёртые до крови мозоли под повязками уже не болят, только глухо ощущаются на ладонях. Рем не собирается ждать, пока они заживут, ни секунды не хочет медлить — и снова, снова упрямо бросается бить установленный в саду деревянный манекен. Замах, удар, замах, удар, отлетающая щепка, притупленный клинок вязнет в древесине, вынуждая налечь сильнее, чтобы его выдернуть. И снова — замах.
Магистр Тедориус наблюдает за ним из верхней галереи, скрытый тенью купола и зеленой листвой высоких деревьев, растущих близко к стенам особняка. Смотрит, степенно заложив руки за спину, с ничего не выражающими глазами, как смотрят на порхающего над травинкой мотылька. Разве что юноша почти шестнадцати лет от роду, взмокший от усердия до темного клина пота на спине, до прилипшей к телу безрукавки, до топорщащихся ершиком мокрых волос, не особенно похож на легкокрылое насекомое. Движения его тяжелы, неотёсанны и пока ещё неловки, схожи с мотыльком только в одном — в том, что значат для мира так же мало. На другой тренировке такой манекен не прожил бы и десяти минут, оказавшись обращенным в пепел, расколотым молнией и льдом, свернутым, измененным силой магии. Силой, которой Рем не владеет, и меч в его руках — кегля, пустышка. Пешка на поле боя, капля в море таких же ни к чему иному не пригодных болванов, способных только выйти и умереть, не продержавшись и нескольких сражений с серокожими. Клеймо позора, бессилия крови Гаргония — и крови Варас, коль скоро его мать происходит из них. И сколько споров еще будет о том, чья же всё-таки вина...
— Для своей ситуации он хорошо держится, — замечает Тедориус своему собеседнику, второму неявно наблюдающему за затянувшейся тренировкой, — но наблюдающему с куда большей причастностью и скрываемой тревогой в глазах.
— Такой уж он парень, — вздыхает Редим Гаргония, и губы его трогает негромкая усмешка. — Мой сын всегда верит в лучшее завтра. Даже Диана не может с ним в этом сравниться — хотя, очевидно, с этим он пошел в неё.
— Как знать, только ли с этим, — бормочет себе под нос Тедориус, но недостаточно тихо, чтобы собеседник его не слышал.
— Альдерий, ты друг нашей семьи, — голос Редима моментально покрывается сталью. — Ты наставник Ромула, и я знаю, что ты хотел обучать и Ремилля, и никому не желаешь зла. Я ценю твоё мнение, но об этом попрошу тебя не судить и не потерплю, если ты станешь.
Тедориус, очевидно, мог сослаться на то, что имел ввиду иное, не стал этого делать, только вздохнув и с кивком прикрыв глаза. Помолчав, Редим продолжил:
— В том, что Рем — не маг, не виновата ни Диана, ни я, ни он сам. Ведь на всё...
***
— ...на всё воля Создателя, — шепчут его губы, но голос звучит другой: пожилой служитель заканчивает проповедь, улыбаясь и гостеприимно разводя руки, словно проводя к слушателям нисходящую на него божественную благодать. Постепенно народ начинает расходиться, но Рем всё ещё стоит, скрестив руки, у дальнего угла скамьи, и смотрит на монументальную статую бога, окруженную пляшущими огоньками сотен свечей. Золото и кровь, желтый жар и запах горящего воска. Ветер гуляет меж арок и дверей, но свечи не гаснут, окруженные магией. Кто-то иной почувствовал бы. Он — просто знает.
— Магия существует, чтобы служить человеку, но никогда — чтобы повелевать им, — повторяет юноша себе под нос и вздыхает. Долгая беседа с проповедником, состоявшаяся накануне, всё ещё не улеглась до конца в его душе, но надежда, которую вдохнули его слова, постепенно пускала корни. Ничто не случается просто так. Он спрашивал, почему, для чего, как так получилось, что он, чистокровный альтус, наследник двух достойнейших линий крови, должный обладать силой, способной менять мир к лучшему, не может высечь даже простой искры. Что это, наказание, насмешка, поучение? Если да, то кому и за что?..
"Ты сам решишь, какой урок в этом будет для всех нас," — было сказано ему после умиротворённого молчания. Создатель распоряжается судьбами людскими, но деяния их подвластны только им самим и их выбору. Клеймо позора, стыд отца и матери, пятое колесо в телеге... пятое не лишнее, пятое запасное, буркнул тогда Рем. Или, может, что-то большее чем это. Тот, кто станет примером и напомнит, что магия — лишь подспорье, инструмент, не единственный способ творить благо? Что и без магии тот, кто хочет изменить мир к лучшему, может его изменить. Что там, где всё даётся легко, многие идут с закрытыми глазами, лишь повторяя, а не создавая; а там, где тропа трудна, всё с точностью до наоборот...
Рем слушал, но он не хотел быть ни примером, ни учителем, ни светочем новых надежд. Он просто жить хотел — без груды взваленных на него ожиданий, долженствований, которые он опять может не оправдать. Но он найдёт свой путь — свой собственный. Зачем доказывать кому-то, что он достоин всего того же и не меньше, что он такой же, как и все другие, если очевидно, что это не так? Хватит того, что Ромул всегда находит, чего еще потребовать. Не одному старшему за младшего "стыдно", младшему тоже... есть, что сказать.
...но зачем? Ромул всё равно его не послушает, зачем, у него же есть маа-агия. За которой он и правда не видит ни шиша. Знает двенадцать версий ритуала охранения, но не знает, какие любимые цветы у матери. Может сотворить собственную статую из льда и устроить представление из теней от огня, но не отличает интереса в чужих глазах от вежливой скуки и вымученного терпения. Может, и правда, магия не пришла к нему, потому что от жизни ему уже было дано что-то другое, и ей просто не хватило места...
Парень вздохнул снова, глядя на свои ладони. Мозоли от рукояти меча постепенно заживали, кожа грубела в нескольких местах, набирая устойчивость. Пусть это так, что в магии его талант ничтожен, кто бы спорил. Но всё же он может что-то ещё. Не только быть альтусом, достойным своей крови, нет, не только то, что приписано с рождения. Проиграв в этом, он по-своему освободился — одна дверь захлопнулась, едва не прищемив ему нос, засыпав осколками чужих взглядов... но, значит, где-то рядом открылась другая. Так, по крайней мере, ему говорят. И он может быть кем-то, кем он решит быть... когда-нибудь. Зачем-то же он был создан именно здесь, именно так, именно таким.
...а сейчас ему пора возвращаться — прежде, чем мама забеспокоится и снова решит, что он из всех дорог уже выбрал одну и, в светском обществе себя не найдя, решил податься в церковники...
- Внешность
Высокий, плечистый, тренированный мужчина лет около тридцати трёх, с харизматичным лицом, легкой щетиной и выбритыми висками. Несколько прядей волос в гриве заплетены в тонкие косички, помогающие этому зачесанному назад беспорядку на макушке держать строй и поменьше лезть в глаза. Обычно носит комбинированный средний доспех с символикой Серых Стражей — укрепленная куртка из кожи драконьего крыла, с чешуйчатыми и костяными нашивками, выкрашенными в черный цвет, дополненная костяными бедренными щитками на штаны, нагрудной пластиной и сапогами с оковкой. Поверх — плащ из тёмной, качественно свалянной шерсти, щит за спиной и меч на поясе. Манера движений собранная, стойкая, осанка горделивая, есть привычка смотреть на людей, чуток задирая подбородок при и без того немалом росте, но склонность тепло и радостно улыбаться при этом сглаживает высокомерность такого жеста. В Реме есть харизма лидера, который впереди и выше не в обиду кому-то, а потому что может там быть — и выдержит, к лучшему для всех. В нем чувствуется легкость духа, расположенность и надежность, этому уверенному в себе человеку и его протянутой руке многим бывает нетрудно довериться.
2.2. Цель создания и использования: Развитие ветки Серых Стражей в Ферелдене, отыгрыш необходимого участия Стражей в жизни страны.
2.3. Статус НПС: постоянный, сюжетно смертный.
2.4. Кем ведется: Эйелисом и только им.
|
[/float]
[/float]
[/float]1.1. Имя персонажа, возраст: Нерия Ралаферин, 29 лет
[/float] 1.1. Имя персонажа, возраст: Корделия Марцелл (Делли, Делия). 
[/float]1.1. Имя персонажа, возраст: Ла́ннэ; нечасто используемое прозвище — Ноготок. Родилась 6 Джустиниана 9:33 ВД; 12 лет.
[/float]
[/float]1.1. Имя персонажа, возраст: Чёрный Вальтер из Гельтберга, 63 года
[/float]
